Альбина Мехова: «У недовольства населения есть объективные причины»
Первые за 5 лет масштабные протестные акции, которые прошли 26 марта во многих городах России, наблюдатели и эксперты успели назвать неожиданными.
Хотя представители власти, по крайней мере региональной, прекрасно были осведомлены о том, что в обществе зреет определённое недовольство.
В самом начале года губернатор Вологодской области на встрече с журналистами, рассказывая о том, что в регионе впервые за долгие годы «бюджет сформирован так, что все социальные обязательства подкреплены соответствующими статьями», признавал: а народ все-равно недоволен. Почему?
«Потому, — объяснял Олег Кувшинников, — что мы занимались макроэкономикой и не видели людей. А сейчас нужно повернуться лицом к людям».
Как видим, немного не успели.
Сегодня, когда аналитики и наблюдатели пытаются осмыслить произошедшее в последнее воскресенье марта, мы встретились с заведующей кафедрой социологии и социальных технологий Череповецкого Государственного университета Альбиной Меховой, чтобы тоже попытаться разобраться в особенностях общественных настроений региона и самых крупных его городов, которые вскрылись в ходе мартовских акций...
— До воскресенья 26 марта многие социологи говорили о затухании протестной активности населения. Что сейчас можно сказать по этому поводу?
— Мы тоже проводили исследование, где протестный потенциал, т.е. ответ на вопрос насколько ожидаемы протестные настроения, на протяжении пяти лет был стабильно низким — порядка 25%. Для нашей страны — это не высокий показатель. И в этом плане акции вроде бы неожиданные.
Но все социологи, когда комментировали эти цифры, говорили: это не значит, что нет недовольства.
В данном случае, мне кажется, организаторы акции нашли очень эффективный путь информирования. И очень податливую целевую аудиторию. Поэтому эти акции и состоялись.
— Формально протест был против коррупции. А на самом деле «за» что или «против» чего протестовали участники акций?
— Вроде бы власть сама является инициатором борьбы против коррупции. Но противоречивость этого процесса в том, что все коррупционные скандалы, которые должны показать, что власть борется с коррупцией, на самом деле убеждают население в том, что эта коррупция проросла корнями глубоко и высоко. И получается, что с одной стороны, если признать, что эти акции были против коррупции в первую очередь, то власть и население должны быть на одной стороне. С другой стороны, получается, что власть не обращает внимания на эти посылы населения и коррупция не перестает быть острой проблемой.
Мне кажется, эффект этих акций в том, чтобы показать, что нельзя игнорировать даже пассивный протест, на него надо как-то отвечать.
Даже этот пресловутый фильм о Медведеве, который Навальный активно распространил в социальных сетях, он как бы был, но для власти его вроде бы и нет. Но он же есть. На это как-то надо реагировать. И мне кажется, первое, что заставило людей выйти на акции — это такая пассивность относительно их мнения.
— В постмитинговых комментариях очень много внимания уделяется тому, как организовывались акции, использованию социальных сетей и прочих технологий…
— Меня это печалит. Меня не устраивает в целом, как социолога и россиянку, что все говорят о технологиях: кто как позвал, кто пришел, как отреагировал, что получается — много людей было, мало, были задержания или нет, в каких интересах это использовал Навальный и т.д. Все это интересно с точки зрения политических технологий, понятно, что это начало предвыборной президентской борьбы.
Но, на мой взгляд, при этом из поля зрения уходит самое главное — то, что касается каждого. Что недовольство осталось, и не столько коррупцией и властью как таковой, сколько тем, что уже на протяжении многих лет не меняются принципиальные позиции по тем посылам, которое население дает власти.
А посылы очевидны — население не видит положительных изменений в своем материальном положении... Если говорить о «сухом остатке», то власти в первую очередь надо обратить внимание, что недовольство у населения есть, оно имеет объективные причины и связано не столько с «активной» борьбой под антикоррупционным лозунгом, столько с тем, что эти деньги уходят из карманов населения не на те нужды, и с тем, что не решаются социальные проблемы.
— Отличительной особенностью последних акций стало заметное участие в них совсем молодых людей. Чем это можно объяснить? О чем и, главное, как говорить с этой аудиторией?
— Меня тоже активное участие молодежи очень обеспокоило. Мне кажется, здесь корни проблемы значительно глубже, чем то, что это прямые пользователи интернета, которые уже привыкли, что их куда-то зовут. Все комментаторы констатируют, что большинство из пришедших на эти митинги были люди молодые, даже несовершеннолетние. Провластные говорят: «Навальному было хорошо агитировать этих молодых, потому что они ничего не понимают и идут, потому что им интересно». Опозиционные говорят: «Это сила, мы в их головы можем вложить любую идеологию, потому что они еще пустые». То есть все признают, что «головы пустые».
А меня это больше всего и беспокоит. Головы у многих реально пустые, я знаю это не понаслышке, я учу этих молодых людей.
То, с чем мы столкнулись на этих акциях — это «эхо» ситуации с нашим образованием, всех его преобразований последнего времени, в первую очередь это касается социально-гуманитарного образования. Дети не знают истории, потому что она была вымыта, преобразована, переписана. 25 лет реальной постсоветской истории — это полная анархия в исторических учебниках: кто как хочет, так и преподает. И мы видим сейчас студентов, которые не знают, что такое 1917 год, что было в 1991 году. Молодые люди, которые выходят сегодня на эти митинги, не могут критически оценить, что происходит, идут туда несознательно, и это действительно та сила, которая пойдёт туда, откуда её громче позовут. И на это надо обратить самое пристальное внимание. Сегодняшние дети — это плод нашего образования.
— Что можно сказать об особенностях общественных настроений в нашем регионе, особенно в двух его самых крупных городах — Череповце и Вологде?
— Здесь хочется вернуться к началу нашего разговора, к тому, что у людей не создается впечатления, что экономика улучшается, при том, что сверху идут посылы, что экономика начинает расти. Здесь надо иметь ввиду, что в сознании населения всегда есть некий люфт — и улучшения, и ухудшения они начинают осознавать чуть позже, чем они происходят реально. И лишь когда это произойдет, а потом еще осмыслится, только тогда население поймет, что экономика пошла вверх. Такое время еще не наступило. Население заметит улучшения, когда они проявят себя на микроуровне. Власти нужно способствовать этому, как-то каскадировать вниз. В Череповце, мне кажется, это легче делать. По нашим данным, люди здесь замечают, что есть какие-то видимые перемены, правда, не всегда однозначно оцениваемые. Люди видят, что власть добивалась, чтобы вернули налог на ремонты — дороги ремонтируются. Есть позитивные сдвиги в смысле статуса Череповца.
Если говорить о том, насколько горожане вдохновились тем, что городу присвоен статус ТОСЭР, то я бы не стала сильно обольщаться — не все понимают это правильно. Для многих этот статус немного «теоретический» — модель пока не совсем своя.
Но сам факт того, что когда-то поставили задачу уйти от моноэкономики, и теперь эта задача решена, — играет позитивную роль. Есть цель, мы ее достигаем, значит, можно двигаться дальше.
— Вологжанам сложнее?
— Вологжанам сложнее. У них произошли серьезные политические изменения — один мэр, которого, мягко говоря, не очень любили, ушел на повышение, что понравилось не всем, а новый мэр у власти полгода всего, его надо узнать, принять. А Вологда не простая, своих любит. Вологда — «дама» тонкая в смысле выражения протеста…
Беседовал Юрий Антушевич
